Шквалнежности☆, 93 - 16 января 2008 18:30

Следующей остановкой стал местный Репин, который за пять минут брался нарисовать наш с Юлькой портрет.
Мы сели на лавочку, обняли друг друга, и принялись лучезарно улыбаться.
Через пять минут Репин сдул с рисунка крошки карандаша, и протянул нам полотно…
С листа бумаги, формата А4 на нас смотрели два дауна в стадии ремиссии.
Я была дауном слева. Я опознала себя по бусам из ракушек. Почему-то у меня не было трех передних зубов, и не хватало одной сиськи.
Юльку нарисовали еще хуже. У нее не было зубов, волос, ушей, и обеих сисек.
Последнее, в принципе, было справедливым.
Репин широко улыбался, и требовал свой гонорар.
Первой очнулась Юлька.
Она сплюнула под ноги художнику, склонила голову набок, и ласково сказала:
- Мужик. Знаешь, какое у меня сильное биополе? Я током бью как электрический скат, блин. Вон, Лидка знает. – Тут я закивала и тоже сплющила харю. – А вот за такой пейзаж я тебе щас хряпну в твой мольберт ногой, а в твои щуплые яйца – током в двести двадцать.
И тут уже очнулась я:
- А у меня нету биополя. Зато у меня давление как у космонавта, ага. И твердая рука хирурга. Я тебя щас кастрирую, понял, да?
Репин понял все правильно. И гонорар требовать перестал.
А мы с Юлькой пошли дальше, изредка делая остановку, и разглядывая наш портрет.
И вот что интересно: он нам начинал нравиться!

Пройдя с километр, мы даже решили вернуться, и дать Репину денег. Но не успели.
- Девушки, вы не заблудились?
Мы с Юлой обернулись на голос, и лица наши приобрели сходство с нашим портретом.
Потому что позади нас стоял потрясающий мужыг!
Это был Рики Мартин и Брэд Питт в одном флаконе!
Это был эротический сон с клиторальным оргазмом!
Это был ОН!
Наш Красивый Мущщина, ради которого мы проп#здячили тыщу километров!!!!
И мущщина этот улыбался белоснежной улыбкой в тридцать два зуба, и невзначай шевелил круглыми, накачанными сиськами под тонкой белой рубашкой.
Я, например, кончила сразу.
Юлька, судя по слюнявому подбородку, и трясущимся ногам – тоже.
Мущщина смотрел на нас благосклонно, и даже приблизился, и поцеловал мою руку.
Жаль, я не умею испытывать множественный оргазм. А оно бы щас мне пригодилось.
- Евгений. – Сказал мущщина.
- Ыыыыыыыыыыыыыыы… - сказали мы с Юлей, и вновь стали похожими на свой портрет. Репин воистину был великим художником. Зря мы его обидели.
Вот так мы и познакомились.
Женька тоже приехал из Москвы, и врал, что неженат.
Но меня не в сарае пальцем делали, поэтому я быстро спалила белую полоску незагорелой кожи на безымянном пальце правой руки Евгения. Да ну и хрен с ней, с кожей его, и с женой, которую он дома оставил.
Мы сюда за красивыми мущщинами приехали, а не за мужьями.
Поэтому, когда Женя сказал «А не хотите ли пойти ко мне в гости?» - мы очень сразу этого захотели, и пошли за ним, как крысы за дудкой.
Женька снимал двухкомнатный дом на Восточной улице.
Снимал его вместе с другом Пашей.
Конечно же, по всем законам жанра, Паша тоже должен был оказаться афигенным Элвисом Пресли в лучшие годы его жызни, но Паша был красив как Юлька на дружеском шарже Репина.
Мы с Юлой всю жизнь придерживаемся железного правила: мужиков в мире мильярды, а мы с ней такие одни. И ни один Ален Делон в мире не стоит того, чтоб мы с Юлькой из-за него срались. Наверное, на этом правиле и держится наша двадцатилетняя дружба.
В общем, сидим мы с ней, слюни на Женьку пускаем до пола, и ждем, когда он уже первый шаг сделает, и даст понять, кому же из нас отвалицца кусок щастья в виде его круглых сисег и всего остального такого нужного.
И Женька подошел ко мне, и сказал:
- Рыбка моя, пойдем, я покажу тебе виноград…
Фсе.
И я перестала трястись как сопля на северном ветру, а Юлька криво улыбнулась, и прошептала тихо:
- Вот стервь… Пе@#уй уже, Жаба Аркадьевна, и без гандона не давай!
Я что-то пробурчала в ответ, и постаралась максимально величественно выйти в сад.
Но, естественно, споткнулась о выставленную граблю Паши, и смачно навернулась.
Женя джентельменски подал мне руку, и мы вышли в сад.

И я стояла в зарослях винограда, и мацала Женю за жопу.
Но Женя почему-то не отвечал мне взаимным мацаньем, хотя я уже втихаря стащила с себя майку.
- Лида… - куда-то вбок сказал красивый мущщина Женя, и уже по его тону я поняла, что пять гандонов, лежащих у меня в заднем кармане джинсов – это лишнее… - Лида… Я хотел попросить тебя об одолжении…
Ну, приехали, блин… Теперь расскажи мне сказку про то, что тебя вчера ограбили хохлы, скомуниздили последнюю тыщу, и теперь тебе не на что купить обратный билет, а дома тебя ждет жена и дочь-малютка, которая скучает по папочке, и давицца материнской сиськой. Ну, давай, рассказывай!
- Лида… - в третий раз повторил Женя. Чем изрядно затрахал. Заело его, что ли? – Понимаешь… Паша – он очень стеснительный…
А-а-а-а… Вот где, блин, собака порылась! Щас должен последовать душещипательный рассказ о том, как Паше в деццтве нанесли моральную травму три прокаженных старушонки, смотавшихся в недобрый час из лепрозория, и натолкавших бедному Павлику в жопу еловых шишек, после чего Павлик стал импотентом и пид@расом, а долг Жени – вернуть его в нормальное состояние.
Щаз.
Нашел альтруистку!
Я напялила майку, и сурово отрезала:
- Женя. Я очень сочувствую Паше, но ни я, ни даже Юля – в голодное время за ведро пельменей с Пашей совокупляцца не станем. И не потому, что он стеснительный, а потому, что он похож на Юлину покойную бабушку. Причем, после эксгумации.
Женька громко заржал, и даже присел на корточки.
А я все равно была сурова как челябинский мущщина и двадцать восьмой панфиловец в одном флаконе

• 
• 
•